новогодний фотосет на столе

После фразы "мы вместе" колоколу вырывают язык.

Как я допустила всё это по отношению к себе?
Когда успела забыть ненависть быть униженной и притесненной?
Как я вообще умудрилась прозевать это неприкрытое плебейство, ханжество и циничный эгоизм?
И самое главное - у меня ничего не было, что я могла бы на такое променять...

На сегодняшний день не нашла ни одного вразумительного и адекватного гороскопа. Хмм, подумалось мне, может, и день такой будет - неадекватный.
Начинаю понимать высокородных дам, и их пристрастие к рукоделию, но не к соблюдению порядка дома. Когда прикасаешься ко многим вещам, то исчезает блаженное ощущение чистоты от кончиков пальцев. И этот восхитительный facepalm не удаётся сделать хитрым и элегантным.
День сумбурный, немного сдавленный и... да, неадекватный.

С Днём!

Из-под выдоха дней меня спасла mash-mash. Я вспомнила многое, в том числе и себя. И вот это:

опять синдром поющего кузнечика

От поста до мечты, от мечты до желания, а тут рядом совсем акриловые ноготки и у меня всё плывёт перед глазами.
В твоём сне я утопленницей выныривала из тёмно-синего прямоугольника зеркала. А ты в ответ благоразумно так: "Знаешь, я лучше пойду его разобью".
Звон стекла, шорох целлофанового пакета в мусорном ведре. Все счастливы.
Была шкатулка, полная янтарных и хрустальных бус с резными миниатюрными фигурками. Каждые из них я отчётливо помнила на тебе, они тобой пахли. Как так вышло, если ты их не носила от слова "совсем"?

Край стола, накрытый тонкой скатертью. Бахрома развевается на ветру – огромные створки окон раскрыты и тлеют в последних лучах заходящего солнца. Оно бледное, прозрачного медового цвета, чуть заметное на щербинках старых деревянных рам. Букет сирени на подоконнике опасно наклонился влево, ветки колышутся при малейшем движении воздуха. Прозрачная ваза полна воды, капли сползают по стенкам. Пусто.
Один и тот же сюжет о трудоёмком ремесле. Здесь про Гермеса вспоминать не принято, это считается чем-то неприличным и даже варварским. Конторские манжетки сплошь испещрены чернильными крапинками – они сложены на стуле и дожидаются возвращения хозяина, как и всё в этой комнате. Разворошённый чемодан с тугой кожаной лентой перевязи, скомканный пиджак на диване, коврик у входной двери, сиротливо оставленный на серванте зонт – с него капает, но лужу на полу убирать никто не торопится – сдернутая салфетка с трюмо и перекошенная картина на стене. Вернется ли?

Парад Победы-65

Дачные приключения пришлось отложить в долгий ящик. 9 мая - это настоящий праздник, с пресловутым пеплом и сединой на висках. У меня из ветеранов в семье никого не осталось. Дважды бежавший из Дахау дед не прожил долго на Родине, боевые раны оказались слишком тяжёлыми.

Мероприятия такого уровня подразумевают тщательную подготовку, поскольку рассчитаны не только и не столько на простой народ. В этот торжественный день принято чествовать ветеранов, которые в буквальном смысле слова на своей спине и своими руками принесли Победу в нашу страну. Накурено. В воздухе носятся ароматы дешёвого алкоголя, таких же дешёвых духов, окрики, недовольные возгласы то тут, то там. Кого-то ищут и не находят, кто-то не хочет находиться в этой толпе. Вишенки в тонких мелированных волосах, к заднему карману джинс приколоты лохмотья георгиевской ленты. Свист. На молодых папашках верхом сидят дети и задевают разноцветными сандаликами зазевавшихся прохожих, а таких сегодня в толпе немало. Самое удивительное - поглощённые предвкушением праздника, дети не кричат, не куксятся и не плачут, хоть им и приходится тяжелее, чем взрослым. Бордюрные камни на набережной с девяти вечера становятся чисто номинальным украшением. Девушка в элегантном чёрном платье с паетками и глянцевыми, черными, как вороново крыло, волосами вульгарно глотает тёмное пиво. Про клатч она и думать забыла - болтается на уровне колен, углом воткнувшись в затоптанный газон. В пёстрой мозаике людских особей с каждой минутой нарастает напряжение - почти десять. Народ хлеба не жаждет, только пива и зрелищ.

Первые орудийные залпы. Неожиданно закладывает перепонки, лёгкие не хотят раскрываться для радостного крика "Ура!". Первые залпы и первое разочарование: праздник делался наспех, действия явно не согласованы. Скучное представление в небе заставляет отвлечься и, наконец, обратить внимание на окружающих людей в толпе. Постные лица со смешанными чувствами всматриваются в чернеющее небо над рекой. В этот раз место запуска фейерверка сместили далеко от Ладьи - традиционного и знакомого горожанам - к самому краю набережной, где начинается широкополосная магистраль и корпуса старого кирпичного завода. Новый район городской "европейской" за стройки совсем недавно принял окультуренный вид. До этого здесь стояли два высотных здания с привычной грязью дворовой коробки. Холёные газоны с хвойными насаждениями, лёгкая сетка забора, охрана на въезде во двор. К проходной идёт женщина средних лет, на ней коротенькое черное платье строгого покроя, волосы забраны высоко наверх. Рядом с ней идёт неприметный молодой человек в растянутых джинсах и изношенной футболке. Они резко выделяются из общей массы толпы своей откровенной трезвостью и отсутствием георгиевских лент, вот только людям вокруг совсем не до них. Над головами разрывается огромный оранжевый шар: простая, совсем бесхитростная пиротехника. Примерно такими залпами зелёных и красных шаров в далёком 1945 году чествовали народ-победитель на Красной площади.

В толпе молодняка неожиданно затесалась бабушка – её юность прошла в первые послевоенные годы. Полные суставчатые пальцы изо всех сил сжимаю батистовый платок. На нём следы туши и ярко-оранжевой помады. Короткие рыжие кудри блестят под снопами фейерверка, скромно белеют сединами на просвет. На траурное черное платье наброшена бардовая косынка с цветочным узором. Она давно выцвела, зато воспоминания, которые хранит её владелица, не блекнут с годами.

Добираться домой пришлось на своих двоих: метро перегружено, автобусы уже не ходят, до трамвая идти три километра и ждать – не дождёшься. Закоулками, протискиваясь через плотные группы людей, для которых праздник только начался. Шоссе, остатки железнодорожных путей сообщения «Линдов-город», одноэтажные мазанки-бараки, вдоль которых теперь установлен нарядный кованый забор Самарского Государственного Медицинского Университета. За забором несколько корпусов поликлиник и огромный сад, в котором в День Победы так жизнеутверждающе, тонко, звучно поют соловьи. А дальше пойдёт вполне обычный набор штампов о том, насколько прекрасным и сказочным, воодушевляющим и пробуждающим было их пение в ночной час. На этой ноте надо прощаться и желать всем спокойной ночи. Наверное.

Интересно, мы все так делаем или есть особо выделяющиеся на этом поприще люди? Когда мы добровольно или (что ещё чаще случается) из лучших намерений советуем, отдаём, рекомендуем – делимся – с кем-то нам очень нужным и очень важным песней, словом, линией, книгой, а эта вещь хранит в себе воспоминания или напоминание о ком-то, кого любили до нас или любят вместо нас. Как это назвать, да так, чтобы вышло поприличней? Глупость, недальновидность, непрозорливость – все варианты хороши.

В провинциальной Самаре пахнет не банным мылом, совсем нет. Рабочие в прокисших рубашках, девушки, с гордостью несущие на себе самые разные химические оттенки шампуней, духов, антиперсперантов. На лицах надменность, на ногах лёгкий пушок: иконы местного стиля. Восприятие окружающего пространства ограничивается незначительной цветовой гаммой. Акценты поставлены на бирюзовый, серый, белый, немного джинсово-трикотажной небрежности. Огромные каблуки тоже, видимо, надо считать образцами для подражания.

Сочетание красного и зелёного по идее должно отсылать к образу дикой розы, молодого перца или сочного арбуза. Эти цвета признаются традиционными «домашними» цветами для стрельцов. Мне всю жизнь казалось, что эти два цвета в одежде вообще не сочетаются. Гигантский мутировавший кальмар, взрыв в малярной мастерской, да всё, что угодно, только не живой тандем этих цветов в одежде. На днях открыла в себе наличие этого ужасного сочетания – стоило только в зеркало посмотреть. Ложись спать, Саш. Слезами горю не поможешь. Сколько дельного и за один вечер прозвучало. Ровно столько, чтобы протрезветь.

Из метро пришлось подниматься до кулинарии за едой: пирогами, хлебом, молоком. Дома, наверняка, есть нечего и некого. Донести себя на каблуках с большими сумками до шестого этажа, останавливаясь на каждом лестничном пролёте. Погладить белье и попытаться лечь пораньше. Попытка провалена. Стопка полотенец, комплект постельного белья. Утюг лёгкий, отпаривает без заминок и складок. Плавные движения руки вправо-влево, вдоль-поперёк. А в это время на цифровой диагонали идёт очередная серия «Секса в большом городе». Саманта по-дружески разжёвывает Кэрри прописные истины отношений в паре:

– Поверь мне, самым наглядным показателем состояния отношений является лицо девушки. Если оно у неё вот такое (она сморщивает нос, делает печальные, тоскливые глаза), то жди скорого разрыва, а если оно вот такое (Саманта выпрямляется, улыбка на её лице светится счастьем), то в благополучии отношений этих влюблённых можно не сомневаться.
Плотный тканый коврик и настольная скатерть глажке поддавались с трудом. А тут ещё и Шарлот со своим Лысым:
– Как тебе живётся? – Шарлот качает головой, робко пожимает плечами.
– Не очень хорошо. Плохо. – Пауза тянется меньше положенного. – С каждым днём нашего расставания я понимала, насколько сильно люблю тебя.

Шарлот была искренней по отношению к своему избраннику и честно ответила, что у неё всё плохо. Мне признания даются с трудом. Открытие, озвучивание внутренних причин терзаний, волнений, переживаний для него останется не оценённым, а если и получит оценку, то совсем иную. В системе «признание – оценка признания» никогда не будет стоять знак равенства. «Мёд и клевер». Проснувшись рано утром, тёплая, спросонья она сжимает чужую огромную ладонь, бормочет «Как хорошо, что ты рядом. Мне приснился такой страшный сон».