Мой муж, покидая меня, оставил богатое наследство: засыпанное его земляной стихией огневище моего сердца, а ещё Габдуллу Тукая с его страстной любовью к чаю и весёлой поэмой «Шурале» (во время медового месяца мы читали её в интернет-кафе с этого сайта, надо же, до сих пор работает). Уже тогда. Уже тогда. Надо было открыть глаза и посмотреть внимательно. Но, нет. Спящим быть проще.
Шурале — это тататрский щур, обитающий в лесах. Всё те же, всё там же. Слава Богам и предкам.

Я вижу, как на песчаном берегу Атлантики я спасаю из моря твою белую собаку. Вся мокрая и солёная выползаю на берег вместе с ней: живой, испуганной и уставшей от долгого сопротивления стихии. Остатки свободных запасов моих сил уходят на то, чтобы вычерпать из лёгких собаки излишки воды. Элла. Её, кажется, зовут Элла и на её шее болтается овальный золотистый медальон с этой надписью.

После этого случая мы с тобой сначала подружились. Чёртов боди-ленгвич... + Но с собакой мы после этого случая стали в прямом смысле слова не разлей вода. И когда ты пытаешься её приструнить или призвать к порядку, это догадливое и умное создание несётся со всех лап прятаться у меня под юбкой. В прямом смысле слова. Шко-о-о-да. А ты втихаря ревнуешь из-за этого: ведь ко мне она несётся на всех парах и радостно облизывает лицо, ластится и визжит от радости.

В очередную нашу «случайную» встречу ты опять измотан, голубые глаза просят огня, а сердце — пороха. А знаешь в чём подвох? Элла пританцовывает под дверями, скулит и просится на улицу, тянет тебя за штанину сердито и напористо. Так ты оказываешься на пляже, а она уверенно ведёт тебя к моему дому. На балконе приоткрыта стеклянная дверь, ветер жизнерадостно треплет белые занавески. Я брожу по дому в рубашке и коротких шортах, волосы свободно распущены за спиной. Живое удивление: зачем себя прятать за юбками и подолами, ведь с телом всё в порядке? И как тебе объяснять мои обязанности... Слов таких нет. Потом, как-нибудь я попробую рассказать. Если ты спросишь. Элла несётся ко мне через гостиную и кресло, прыгает на руки. Потом на пороге появляется твоё заспанное и порядком уставшее тело, которое я уговариваю сесть и напиться кофе. Варю в ручную, чтоб тебе мало не показалось с первого же раза. Вместе с кофе вливаю в тебя порцию силы и добродушного настроения. Ты оттаиваешь буквально на глазах, просишься спать на диване — и это в полдень! — укладываю тебя спать, снаряжая пледом и подушкой. Снимаю шлёпки, вздыхаю, зашториваю окна, иду переводить и ставлю будильник для готовки на ужин. Кажется, сегодня придётся готовить мясо, к нему овощи, картофель ломтиками.

Ещё один мирный вечер. Чёртов боди-легвич, когда ж я смогу нормально разговаривать с тобой?! Смешно, но иногда грустно. Приходится тащить бук со словарём... Элла храпит во сне на кресле. Так уютно, по-домашнему. Говорю, что на календаре уже 20-е августа, мне уезжать скоро. В твоих глазах растерянность: к хорошему быстро привыкаешь. Я не достаю тебя с вопросами, а ты можешь свободно говорить, всё, что вздумается в надежде, что я не пойму. Ну, слова словами, а мои способности всегда со мной и наизготове. Спрашиваешь про город, ожидаемо отвечаю про яблоко. Просишь номер, спрашиваю о необходимости. Ты вместо ответа киваешь в сторону собаки, которая, кстати, только делает вид, что спит.

Следующий раз мы встречаемся в яблоке месяца через три, уже после моего дня рождения. Говоришь мне по телефону, что Элла соскучилась. Врёшь ты всё. Тебе просто нужен свободный вечер, чтобы посидеть в баре с другом, а я смогу занять собаку прогулкой. Встречаемся за квартал от бара, ты вручаешь мне Эллу на поруки, и чуть ли не бегом уматываешь в паб. Мы с Эллой понимающе переглядываемся и решаемся на прогулку по кварталу, а потом посиделки в кафе, куда пускают с животными. Делим на пополам круассан и завиток с сахаром. Вкусно это всё-таки! В это время в пабе ты хвастаешь приятелю своей хитростью, что нашёл кому бесплатно сбагрить собаку на время. Слово за слово ты рассказываешь ему всю историю с собакой. Тот слушает внимательно, хмыкает, удивляется, потом с прямолинейностью шоссе выдаёт вопрос: а вы уже? Ты непонимающе смотришь на него, потом до тебя доходит, ты давишься пивом в приступе смеха. Мотаешь головой, говоришь, что даже и не смотрел в этом направлении. Твой собеседник ржёт (над тобой, увы), кивает в твою сторону и спрашивает медовым голосом: будут ли возражения, если он сделает попытку завязать отношения, раз ты не возражаешь... А дальше всё очень привычно для любого человеческого сюжета: Даллас (не вижу имя, но это что-то такое с двойной s на конце) старается быть милым и приветливым. Очень старается. В один из таких выходных (две недели прошло), я в лоб спрашиваю: «Сколько поставили на кон?». Приходится искать эту фразу в словаре, ненавижу всё это. Страшно хочется щей с мясом и петрушкой, сметаной, но где их достать?.. У одного в глазах — горькая вина, у другого — такие же прожжённые горькие черти «Сорвалась!». Сгружаю тебе на руки Эллу. Из всей компании у неё самый печальный вид. Снимаю перчатку, треплю ещё по щекам и холке на прощание, одеваю перчатку, молча машу рукой и ухожу по направлению к метро.

Не плохо и не хорошо. Стабильный поток работы, есть буквы и есть тексты, которые требуют моего внимания и моего живого участия. Получается на выходе только мёртвое. Чуть тёплое, ладно, будем честными хотя бы с собой. Потянуться, выдохнуть, сказать слова благодарности за присутствие в этом мире. Вздохнуть. Посмотреть на часы. Открыть поисковик и направиться за коньками. Это единственное, что спасает от эмоциональной перегрузки в серо-голубой гамме зимы. Они будут белые, а платок розово-бордовым. Но, маг ветра на то и маг ветра, чтобы всё вокруг становилось случайно судьбоносным. Я это очень любою и ненавижу. Потому что на этом катке ты умудряешься упасть прямо мне под коньки. Обсыпанный стружкой снега, поворачиваешься, и лёжа на льду внимательно смотришь мне в глаза. So am I. Long time no see, — протягиваю тебе руку. Опираясь ты — на руку, я — на зубцы, рывком поднимаю тебя. Стоять, замерев молча, посреди катающейся массы, очень прикольно и щекотно для нервов. Вопрос «Как дела?» встречается где-то по середине между. Смешок. Спрашиваю, какого чёрта ты делаешь в яблоке накануне Дня подарков. А как же родители, тепло семейного очага, наставления по поводу детей и их отсутствия? Ты смеёшься и говоришь: «Как ты догадалась? Мои родители приехали ко мне на Рождество. Вон они» — тычешь пальцем в пару неспешно движущихся точек с противоположной стороны поля. Я смеюсь и выдыхаю (на душе стало легче, честно говоря...). Пока мы пытались найти слова для первого скомканного диалога после безобразного расставания, твои родители подъехали к нам. Говорил в основном ты, вот я, вот петя, вот клава, а вот так мы познакомились. Твой отец, глядя на меня поверх своих очков хитрыми и улыбающимися глазами, предлагает присоединиться к завтрашнему ужину. Мол, раз собаку вы спасли, может и нас спасёте хотя бы на один вечер. Я растерянно улыбаюсь, перевожу взгляд на тебя. Нет, товарищи, это надо видеть! Ты не знаешь, куда деть глаза. Спасибо, говорю, за приглашение. Это было бы очень мило, говорю, и из последних сил стараюсь выглядеть приветливо. У этой ситуации есть приемлемое решение, убеждаю я себя. Я просто не возьму телефонную трубку. Или ещё лучше — сменю номер, давно пора. На взаимном соблюдении мнимого этикета мы и расстаёмся. Делаю ещё четыре круга, плюю на всё и уезжаю домой.

Я сменила номер. Не сегодня и не вчера. Это произошло на следующий день, когда я вернула тебе Эллу. Кажется, прошла уже целая вечность. Из рабочих «точечных» перемен мне удалось сменить только и номер, всего-то. Работа и квартира остались прежними. И именно в одну из этих любимых мной констант ты намеренно вламываешься этим вечером. Мой дом. Мои стены. Моя арт-мосфера. Уверенный стук в дверь прерывает вступление к «Лебединому озеру». Кого нелёгкая принесла?! Я только успокоилась и села за текст! Открываю дверь, нехотя впускаю тебя в дом. Произношу про себя «Гостем будешь!», так, на всякий случай. Я вижу, как внутри тебя постепенно гаснет вулкан страстей на тему «Почему ты не пришла, могла бы выручить!» и всё в этом духе. Я тяжело вдыхаю и киваю на стол, заваленный книгами. Говорю, что мне много переводить, говори, зачем пришёл. Зачем пришёл, повторяешь ты, зачем я пришёл?! Очень интересно наблюдать, как кратер снова наполняется магмой. Лев ты, лев, вижу. А дальше ты впервые за всё это время срываешься на крик — такой мощный эмоциональный всплеск погасить и обнулить совсем не просто. Кричишь, что ты задолбался с этой жизнью, что устал от работы и непоняток с людьми, что всё очень странно и — далее прямая цитата — «Я не понимаю, что происходит, когда ты рядом». Ну, да. Не понимает, окей.

Есть такие вещи, которые надо делать вопреки всем волнениям и страхам. Вопреки всему. Потому что потому. Вытягиваю вперёд руку раскрытой ладонью по направлению к твоему сердцу. Молча. Я сама задолбалась, да ты посмотри на меня, ты только посмотри. И я забираю твои завихрения и отдаю обработанный тёплый и чистый поток. Тебя с ног до головы обдаёт волной спокойствия, умиротворения и радости. И вот тут-то ты и понимаешь, что эта волна пришла к тебе настолько быстро, что всё как-то отличается от привычных норм, и... ладно, давай посмотрим правде в глаза. И друг другу в глаза тоже. Всё не совсем просто, всё не совсем по человеческим меркам. И мы — одна сатана, велкам.