Название: My deep navy blue
Жанр: оридж
Пейринг: Дима/Виталий, Виталий|Нелли
Рейтинг: PG
+ 1 429 слов ангста с ХЭ 
Вдоль коридора тянулись ряды с пустующими и занятыми каталками. Обычно в часы посещения здесь бывает шумно, но по четвергам толпа желающих видеть своих родственников заметно сокращается.
С того момента, как Виталька неожиданно для всех загремел сюда, прошло уже три недели. Мать горстями глотала таблетки в попытке прийти в себя и понять поступок сына, его подружка – она же моя троюродная сестра Нелли – искренне считала себя виноватой в случившемся.
В этот четверг я снова сидел под дверями больничной палаты №8. Устал, как собака. Сегодня утром в зеркале увидел, что под глазами залегли темно-фиолетовые круги, волосы взъерошены от постоянного массирования висков. Кажется, совесть меня сожрет живьем и даже не подавится…
***
Эта незамысловатая история началась в юном месяце апреле, когда в старом парке только-только начал таять снег. В пятиэтажной хрущёвке по соседству жили наши родственники по материнской линии, так что виделись мы с Нелькой очень часто.
Среди июльской жары мы праздновали на одном из семейных застолий маленький, но очень важный юбилей – целых двадцать лет, прожитых Нелей. Она сидела во главе стола чрезвычайно гордая и довольная своим статусом, и с удовольствием принимала поздравления и подарки. На празднике я заметил нового человека. Какой-то парень, кажется, Виталий, сидел по левую руку от сияющей Нелли и старательно исполнял свои обязанности кавалера. Каштановая челка на пол-лица скрывала тонкую полоску веснушек, раскиданных то тут, то там по переносице. Мать довольно спокойно приняла его в круг, а это могло значить только одно – у этого семейства большие виды на этого молодого человека, который, как кажется, ещё не подозревает, во что влип.
Игристое вино утомилось и выдохлось за три часа плотного застолья. Дядька Анатолий дожевывал последние бутерброды с бужениной, запивая багряным морсом. Нелли, изрядно устав смотреться в поверхность полированной серебряной ложки, взмахнула волнистым краем нарядного платья, и сбежала с Виталием к себе в комнату. Находясь под тщательным присмотром своей тётушки, я из последних сил старался поддерживать разговор и сосредоточенно кивал головой, пока «мы» обсуждали здоровье ее левретки Бонни.
Ещё через неделю мы поехали кататься на лодках. В глянцевой поверхности расплывались круги. Нелли время от времени окунала белоснежное запястье в холодную воду, и от её руки разбегались водомерки. Виталий сидел на вёслах, и вдоль спины на белой рубашке уже виднелась мокрая дорожка пота. Я улыбнулся. Кажется, кому-то такие физические нагрузки впервой.
***
Во вторник мне пришло сообщение на контакт. Какая-то девчонка очень хотела со мной познакомиться. Сказала, что с таким красивым молодым человеком можно вести такие же красивые разговоры. Очень смешно. Ладно, подумал я. Чёрт с тобой, поговорим на красивые темы…
С девчонками вообще очень сложно найти что-то общее. Даже элементарная беседа может перерасти в нечто несуразное, чреватое каким-нибудь конфузом. Но тут… Такого легкого и умелого обращения со словами я не видел уже очень давно. Любой малейший диалог превращался в азартное побоище, спарринг, да что угодно! И буквенные строчки на мониторе казались такими живыми, произнесёнными вслух, настоящими.
***
Виталий замер на полпути к письменному столу и задумался. Этому чувству два дня от роду: зацепило, будто ковшом изнутри, и тянет-потянет, вытянуть не может. Что-то очень знакомое внутри трескалось и слоилось, выпуская наружу такие непривычные ощущения. Нелли казалась недавно самой притягательной женщиной на планете, а сегодня он с нетерпением ждёт сообщения в контакте от Димы. Их вкусы и увлечения совпали во многом, за исключением футбольных команд и вообще видов спорта. Время за разговорами с Димкой летело незаметно: стоило ему объявиться в сети в девять, чат обязательно затягивался до трёх или четырёх утра. Невысыпались оба, но никто не жаловался.
Димку было нелегко разговорить, особенно, когда Нелли входила в раж и частила слова со скоростью пять сорок штук в секунду. Сорока, что с неё взять. Поэтому он с таким трудом досиживал на работе вечер, чтобы скорее влиться в поток всемирной паутины и снова оказаться на одной волне с человеком, который… ему нравился?
Острый нос и умные глаза синего цвета. Каштановые волосы и короткие пушистые ресницы. Виталий старался как можно незаметнее разглядывать его во время встреч. Взгляды казались вопиющим нарушением этикета, а прикосновения переходили в разряд шоковой терапии. С точки зрения здравого смысла было невозможно описать и объяснить эти разительные перемены – такого ведь не может быть по определению. С чего вдруг? И какой в этих нереальных отношениях может быть смысл? От этих дурных вопросов в голове что-то замыкалось и искрило. Да и не только в голове. Хотелось ломать пальцы и биться головой о стены. Он не может публично признаться в таких чувствах. Это катастрофа.
***
Я сидел перед монитором и не верил своим глазам: строка сообщений в контакте была пустой. Странно. Открыв последние блоки сообщений, я пробежался по знакомым строчкам. Механика, проблемы с движком, потом немного про теннис. Ещё были теты про гугл и хитрости построения сайта для её музыкальной группы – девушка, которая до сих пор значилась как «Незнакомка», за это время стала отчаянно знакомой и близкой. Я ждал до самого утра, но она так и не появилась в Сети.
Через два дня её молчания мне хотелось лезть на стены, чем я и занялся. Упросил тренера усилить нагрузки и шведская стенка показалась мне раем на земле. Какие банальности… Загоняя себя под потолок в очередной раз, я понял, что мне её не хватает со страшной силой. В висках стучало и, глядя вниз с самого верха, я понял, что попал в зону действия этой силы гравитации – я влюбился, как школьник.
Потом ко мне пришла зарёванная Нелли и всё превратилось в кошмарный сон наяву. Сказала, что Виталий пытался отравиться. Она протянула мне квадрат сложенного листа, на котором было несколько строчек: «Дима, прости за обман. Я хотел пошутить. Разыграть тебя. Влюбился. Прости.». Нелли молча плакала, уткнувшись в моё плечо. Сказать было нечего.
***
Я приходил к нему несколько раз, но так и не решился войти в палату. Сёстры сказали, что к нему пока никто не приходил. Удивительно, как дверь в палату реабилитации может стать непреодолимым препятствием для здорового сильного мужика. Вот баба!
Я приходил и сидел в коридоре рядом с дверью. Его стала навещать мать и пару раз приходила Нелли. Я же сидел под дверями и чего-то ждал. Наверное, пока совесть проснётся, подумалось тогда. Но совесть не просыпалась – вместо неё из глубин поднялась неуёмная тоска и понимание банального «соскучился, надо хотя бы поговорить».
***
После интенсивного курса реабилитации со всеми гибкими трубочками, витаминными смесями и душеспасительными беседами с психотерапевтом, Виталька как-то приободрился и в глазах его появился первый едва заметный огонек. А Нелька уже взахлеб рассказывала о совместных планах на будущее, о том, что может, через годик они поженятся, и университеты вовсе им не помеха. Зная энтузиазм моей дорогой сестрицы, можно было садиться и сочинять имена их новорожденным близнецам. Виталий молча смотрел на неё и глупо улыбался. Она всё ещё надеялась.
***
Виталия выписали. Медсестра думала, что его должен забрать какой-то очень красивый мужчина. Какой ещё мужчина, спросил Виталий. Ну, тот который словно верный пёс твой покой охранял. Часто приходил, говорит она. Она-то говорит, а Виталий молча открывает и закрывает рот. Потому что такого быть не может. Такого не бывает, он не в сказке, а в суровой челябинской действительности. И пусть она перестанет так противно пялиться!
Дома ждали пироги, борщ, мать, насквозь пропахшая лекарствами, и пустота. День, второй, третий… Родные стены лечат и остатки от медикаментозного удара постепенно сходят – он становится похож на прежнего себя, только с глазами что-то не так.
На четвёртые сутки полуденная тишина квартиры развывается звонком в дверь. Он должен был догадаться, наверное.
***
Передо мной вторая дверь, и ячувствую себя нелепым персонажем из сказки, которому нужно пройти три испытания. Больничную дверь в палату я не осилил, значит надо брать штурмом дверь дома. Когда она открывается, передо мной стоит он в мятой домашней одежде. Бумажный, чуть теплый и такой податливый.
– Она тебе сказала.
– Да.
– Здравствуй.
– Привет.
– Глупо как-то вышло.
И тут меня прорвало. Я кричал на него, ругал первыми и последними словами за идиотизм и мальчишество. За то, что напугал мать… и за то, что напугал до смерти меня.
– Один чёрт я не могу рассчитывать на то, что это могло быть взаимным!
– Да уж, один черт! Это без тебя – один чёрт, а с тобой – уже два! Я тебя люблю, представляешь?! – орал я, упорно пытаясь донести до него свои чувства, а сердце в это время упорно хотело сбежать в Канаду, только бы не видеть, как округлились от изумления его глаза.
Целоваться с мужчиной – с парнем – было совершенно непривычно. Жёсткие скулы с намёком на щетину, плоская жилистая грудь под толстовкой, широкие ладони и стояк этажами ниже. Да уж, непривычно. Его била крупная дрожь, и он отчаянно цеплялся за мою рубашку. Он прервался и ошалело смотрел на меня.
***
В Димкиных глазах было трепетное, тревожное чувство открытия неведомого, стороннего и может быть даже опасного. И эта преисполняющая радость от волны удовольствия открытия навстречу – такого же откровенного и полного. Чаша взаимоприятия, испитая на двоих и до дна. И он её видел. Сам.
@темы:
не стреляйте в пианиста
