Написано для:  Free Mind

Инна сидит на кухонном подоконнике. Рядом в старенькой, распахнутой настежь духовке доходят до розовой, румяной корочки волнистые безе: остаток от утреннего пудинга со сгущённым молоком плавно перетёк в вечерний кофе за крошечным угловым столиком у стены. Небрежно раскинувшаяся листами по столешнице книга позабыта и оставлена до лучших времён, будто брошенная женщина на краю остывающей постели. Воспоминания Бенито Муссолини о военных успехах, подводных камнях и течениях бурной итальянской политической жизни не произвели на неё должного впечатления и не дали никакой духовной пищи. Разве только ещё один повод к некоторым размышлениям об издательском деле в современной России.
- Ян, вот как были мы Богом забытой страной, так и остались, - она вяло раскачивает на кончике стопы замшевую туфлю, играется, внимательно вглядывается в заломы и потёртости, изучает масляное пятнышко на внутренней стороне носка и презрительно морщит нос.
- Ты опять за своё, Разумовская! Нет бы, нормальный бабский роман прочитать, ту же "Матрицу Маноло", например. Нет, понесли тебя черти высокие за горы далёкие к страшному стеллажу с военными мемуарами...

Инка пьяно хихикает и, не рассчитав время и пространство, окунает блондинистую прядь в бокал с вином.

- Оставь эти семечки старым девам и бабулькам в пригородных электричках до Анапы или Адлера.
- Радикально. Так и подмывает заставить тебя поспорить, что в ближайшие полтора года ты ни одной книги этого жанра в руки не возьмёшь.
- Ой, как будто мне… - она зависла на середине фразы и молчаливо уткнулась осоловелым взглядом в окно.
- Кстати, ты где туфли успела так изгваздать?
- Рыбу жарила. Хотелось сделать себе приятное на вечер. Так сказать, побаловать полезной едой хоть раз в месяц. Рыба не пригорела и не развалилась на сковородке, зато пятно поставила. Какая я молодец, правда?
- Очень похоже на полотно: на тёмно-зелёной замше одно пятнышко рисунка маслом, - она приподнялась и медленно, покачиваясь от усталости, прошла к подоконнику.

Они хорошо смотрелись рядом, хоть и смотрели в разные стороны: Инна и Яна, светлое и тёмное, пьяная в хлам и пьяная от усталости.

- Слушай, я поняла, почему мне так твоё пятнышко на туфле не даёт покоя.
- Валяй, а то у меня разговаривать язык заплетается, - девушка трётся подбородком о тёплое плечо, сбирая и выпрямляя волны домашней майки. Она такая же тёмно-синяя как море вдали от берега.
- Пароли и коды доступа к памяти разные бывают, сама знаешь, - капризная ужимка слегка сбивает настроение.
- Не томи душу, озвучь, что ты там надумала.
- Дюрер очень любил рисовать с натуры. Из написанных им пейзажей живостью и гармоничным цветом всегда выделялись стебли подорожника. Из розетки торчат лопухи с нитками прожилок, кожистыми широкими ладонями загребают солнечный свет, растут, рвутся вверх зернистыми антеннами к небу. Вот среди таких дворовых подорожников у меня друг рос, Тёмкой звали. У него мать заграничная была, часто в Болгарию ездила за шмотками. Из последней удачной поездки она ему модную по тем временам футболку привезла: кипенно-белая ткань с аппликацией из четвёрки черепашек-ниндзя Донателло, Леонардо, Микеланджело, Рафаэлло. Тёмка шумный был всегда. Ну, до тех пор, пока не вырос и не скололся в сумрачные девяностые. Так вот, он в тот раз миску с водой с какой-то девчонкой не поделил, так она ему разведённой глиной на майку брызнула. Ты бы видела, как он обиделся! Такое негодование в глазах было, что он ещё два дня не выходил во двор. Наверняка, ему от матери тоже досталось порядком. И вот мы с тобой, две стервы средних лет и высокого достатка сидим на кухне и убиваем время, в то время, как дети-демиурги сидели на корточках, в мисках алюминиевых разводили мутную тёплую воду и размачивали рыжую глину, руки мариновали в грязи напополам с песком и испражнениями уличных собак, кошек и пернатых тварей из соседней огромной голубятни. Кому-то для чуда нужно миро на дерево для скрипки, а кому-то хватает только земли и желания из ничего сделать всё. А начать можно и с глиняного горшка. Ты со мной согласная?