Край стола, накрытый тонкой скатертью. Бахрома развевается на ветру – огромные створки окон раскрыты и тлеют в последних лучах заходящего солнца. Оно бледное, прозрачного медового цвета, чуть заметное на щербинках старых деревянных рам. Букет сирени на подоконнике опасно наклонился влево, ветки колышутся при малейшем движении воздуха. Прозрачная ваза полна воды, капли сползают по стенкам. Пусто.
Один и тот же сюжет о трудоёмком ремесле. Здесь про Гермеса вспоминать не принято, это считается чем-то неприличным и даже варварским. Конторские манжетки сплошь испещрены чернильными крапинками – они сложены на стуле и дожидаются возвращения хозяина, как и всё в этой комнате. Разворошённый чемодан с тугой кожаной лентой перевязи, скомканный пиджак на диване, коврик у входной двери, сиротливо оставленный на серванте зонт – с него капает, но лужу на полу убирать никто не торопится – сдернутая салфетка с трюмо и перекошенная картина на стене. Вернется ли?