Название: Нотные традиции
Персонажи: Александр и Тимофей
Рейтинг: PG
не читать***
Японцы говорят, что в имени человека с самого рождения закладывается его судьба и характер. Когда человека называют Виктором, то от него ждут явно мужских ежедневных подвигов и свершений. А что делать обычному мальчишке с таким распространённым именем как "Александр"? Слабый и с вечными простудами в детстве, Сашка остался таким же тощим и хилым на вид подростком. То ли дело имя "Тимофей"... Шалфейные нотки мягкого Тимкиного голоса пленяют каждую и каждого, от него всегда веет теплотой и миролюбием. В детстве Тима не избежал кошмарной участи быть отданным в музыкальную школу - позабытое фортепиано молчаливо пылится в углу и используется исключительно как вешалка. Но сколькими часами старательного терзания черно-белой зебры клавишного полотна успели насладиться до этого соседи со всех этажей!
Со школьной скамьи Сашку раздирали противоречия: ему повезло родиться в семье «физика» и «лирика». После очередного семейного совета в Филях было решено, что учиться дальше после окончания школы сей отрок пойдёт на «Защиту информации». Отрок смиренно вздохнул и согласился на подобную участь – перечить и спорить со своими старшими себе дороже выйдет. Тимке же довелось с самого начала учиться в специализированной математической гимназии – отец настоял на том, чтобы у «настоящего мужчины было настоящее мужское классическое образование». Злобно кривясь в улыбке, Тима подал документы на «такой мужской» факультет. Многовековое и крепкое судно традиций этой семьи опасно накренилось…
***
Дорога до университета занимала минут тридцать - сорок. Всё как обычно: жёлтая маршрутка, прокуренный салон и сонные с утра пассажиры, которые нервно разлепляют глаза только на очередной кочке или выбоине. В динамиках рядом с водителем надрывается Макс Леонидов: «Твоя душа летит на рассвет…». «Угу, лечу и спотыкаюссс…» - мрачно подтрунивал над ним Тима. По давней привычке он опаздывал на первую пару. Сегодня ему довелось узнать о себе много нового и интересного; позитив начался с того момента, когда Тима, запнувшись на пороге, в прямом смысле слова ввалился в аудиторию с 20-минутным опозданием. Дружный гогот одногруппников, снисходительный взгляд лектора, и, слава всем богам, что никто не заметил этого порыва: Сашка дёрнулся подать руку, чтобы помочь подняться. Две пары спустя был горячий сладкий кофе, пролитый заботливым и внимательным Митькой прямо на рукав толстовки яблочного зелёного цвета – как будто место надкуса обветрело и порыжело со временем. Финальным аккордом учебного дня стала вывернутая лодыжка на «граните»: ровная площадка гранитных плит перед местной центральной библиотекой давно была облюбована местными скейтерами. Пара синяков и звёздочки в глазах не считаются! В тот день Сашке всё-таки довелось помогать Тиме, только уже не просто подняться, а доковылять до квартиры. Мелочь, хороший товарищеский поступок и благое намерение: вот и готов рецепт быстрой и верной дороги в ад. Маленький такой, компактный и безудержно ледяной ад Тимкиного невнимания к Сашке. В этой безжизненной местности свободно росли кактусы обид, облепиховые кустарники жалости к себе и пара диких, разросшихся кустов акаций – просто так.
Обругать ближнего своего с ног до головы – это всегда просто, а уж дать в челюсть, если не принимают твоей точки зрения, так это вообще, святое дело! Именно так за прошедший месяц Сашка стремительно терял друзей: одного за другим. Стоило Тимке оказаться рядом, как душевное равновесие мгновенно его покидало, а вслед за ним, по-английски не прощаясь, удалялась и решительность.
В рамках экономической теории пространство выше кривой предложения называют позитивным, ниже кривой – негативным. Тимка уже сделал своё предложение встречаться Сашке с неделю тому назад, но эта самая кривая предложения скатилась отказом вниз: ему обещали подумать. Досадно.
***
Свежие рыжие ветки вен трамвайных рельс перевязаны бинтами щебня и заштопаны стежками шпал. Два года тому назад я с гордостью вот по этим шпалам бежал от своего прошлого. От самого себя, пожалуй. И от тебя - тоже.
Стометровка по щебёнке, проливной дождь и пятый этаж сделали своё грязное дело - на пороге Тимкиной квартиры Сашка появился вымокшим и испачканным с головы до ног.
Круглая глянцевая кнопка звонка - тихая мелодия. Сашка ждёт. В голове упорно звучит фраза: "Я-иду-за-тобой!". Пятый этаж. Квартира рядом с чердачной лестницей. "Я пришёл!" Минута. Две. Три... Наконец-то открывается железная тёмно-синяя дверь с позолоченным ромбиком замка. Тут всё разом падает и рушится: и твоё сердце, и твои надежды. Достаточно одного взгляда на пол прихожей: чужая пара педалей. Мужских педалей сорокового размера и рюкзак в придачу.
- Саша? - бровь аккуратно взлетает вверх. Но это единственная часть тебя, к которой можно применить этот эпитет: весь взъерошен, помят и растрёпан, майка еле прикрывает впалый живот и домашние джинсы ненадёжно висят на бёдрах.
Молчание кажется вечным, тянущимся как приторная патока.
- Эм... Тима, прости. Я забыл, зачем приходил... - враньё, конечно, но сейчас это лучший вариант. Ещё с минуту Сашка разглядывал носки своих ботинок, затем развернулся и поплёлся вниз. Шаги давались с трудом, будто к подошве прилипли все накопившиеся обиды. На третьем лестничном пролёте он обнаружил, что дождь закончился. "Как нарочно". Деревянная дверь подъезда жалобно и ржаво скрипнула на прощание - кажется дождь и её, старушку, доконал.
Сашка впустил влажный чистый воздух в свои лёгкие - на дворе стоял месяц март. Сегодня он увидел первую бабочку весны. Она была чёрного цвета.
***
Было что-то необычное в этих жизнерадостных, лучистых складках Тимкиного кофейного пальто. Прямо как лучики около его глаз, когда он улыбается – провести пальцем по краю брови, вниз по скуле, к упрямому подбородку, притянуть к себе. Короткий поцелуй. Ещё один такой же. И ещё один жадный, выпивающий душу до дна, напоследок. Хотелось бы так, но всё вышло иначе.
Пойло в стакане казалось мутным. Такими же были и мысли Сашки. Сколько можно было себя уверять, обнадёживать и тешить мыслью, что Тима согласиться на такое? Ну какой здоровый парень в возрасте 18-ти лет решиться оставить за бортом таких разных, податливых и соблазнительных женщин и покрыть себя бесчестием небесного цвета?
Предел наступает вместе с рассказом про злобного Бараша, который ты нацарапал на полях тетради по матану. Неимоверно актуально, ибо овечья душа – сплошные потёмки! Их же сколько не корми, дай навести беспорядок в творческих умах своими невинными ясными очами и звонким блеянием по утру за окошком. Романтическая проза запылилась на полке и утратила своих исходные розовые тона. Теперь это просто проза. Без романтического налёта.
И вынужденная нормальность не приносит удовольствия. Сдержанные улыбки, натянутый смех, тщательная инсценировка состояния «у-меня-всё-хорошо» и спасительная рутина повседневности. Дежурные четыре книги на столе – читаешь их все и одновременно, готовая статья с обзором прессы за последнюю неделю и едва засохшие чернила на кончике перьевой ручки. Мокрые, заляпанные грязью воспоминаний джинсы уже давно выстираны и отглажены. Теперь на них красуется чёрно-белый значок «Я всегда буду против!». Среди унылой лекции по экономике в ярком, лазоревом небе невозмутимо реет алый целлофановый пакет…
***
Под вечер кривая Сашкиной судьбы вывела его к дверям аудитории на седьмом этаже – на ладони у Бога и с видом на маленькую звонницу где-то там внизу. Вечернее солнце лениво уползало за горизонт, впечатывая напоследок свои золотистые лучи в асфальт под ногами людей и радужно расползаясь тенями по стенам и потолкам. Очередная зубодробительная пара по сопромату осталась за бортом, все шумно и вяло двинулись к выходу. Сашка тоже мог быть в их числе, но голова раскалывалась и гудела как трансформаторная будка: ровно и от напряжения. Толкотне у лифта он предпочёл тихие пятнадцать минут в пустой аудитории. Подобно Солнцу Сашка растёкся светлым бежево-рыжим пятном по парте, закрывая многострадальную голову руками.
- Болит? – неожиданный и тихий голос откуда-то сверху. В изумлении поднятые глаза претендуют на номинацию «Анимэ-удивление по-человечески - 2008». Тима.
- Нет. Ну… то есть, немного болит. Устал, наверное… - глаза постепенно приходят в норму.
- Понятно, - Тима делает вид, что собирается уходить, но остаётся… и накрывает своими вечно мёрзнущими руками виски страдальца. В мозгу ступор, но руки сами по себе находят кратчайший путь к источнику холода.
- Ты мне обещал подумать. Как продвинулся мыслительный процесс? Нет, я конечно понимаю, что обещанного три года ждут, но знаешь, ты сорвал все сроки и я пришёл за твоим отве… - не успевает договорить Тима. Тонкие, острые и глубокие царапины от щетины оставляют на твоих щеках напоминания, следы и отметины. Впрочем, не только на щеках. Ёрзаешь, трёшься об плечи, отчаянно ласкаешь и сам ластишься к такому долгожданному и желанному Тимкиному телу.
Заливисто и радостно хохочешь, когда Тима с невероятно серьёзным выражением лица связывает концы шнурков-завязок у капюшонов на ваших толстовках: «Чтобы не потерялся по дороге домой» и для пущей правдивости заверительно кивает головой: прядки качаются как колокольчики на ветру. И ты наконец-то перестаёшь думать о себе как о ландыше, который способен только звенеть горечью одиночества. Отзвенели, хватит. Пора пожить в своё удовольствие, ибо заслужили.